В нынешнем году в России вводится институт присяжных заседателей на уровне районных судов. До 1 июня 2018 года рассмотрение уголовных дел с участием коллегии рассматривают только областные суды. Однако существующий подход, по мнению редакции, дает повод усомниться в необходимости более широкого вовлечения уральцев в деятельность судебной власти, так как районных судей «затачивают» на то, чтобы присяжные выносили обвинительный вердикт, не давая им реальной возможности полноценно ознакомиться с позицией стороны защиты и подсудимых. Обучающие «семинары» проводятся на уровне Свердловского областного суда и показательного судебного процесса — резонансного уголовного дела, связанного с бывшим сотрудником правоохранительных органов Арсеном Байрамбековым, который по дьявольским канонам совершал ритуальные убийства бомжей в пригороде Екатеринбурга.

Сел сам — посади других?

Одним из эпизодов, по которому осудили Байрамбекова, стало убийство 26 декабря 2003 года предпринимателя Ашота Григоряна, который занимался пассажирскими перевозками. По версии следствия, Байрамбеков расстрелял свою жертву из автомата Калашникова в центре Екатеринбурга на улице Папанина (около позже построенного клубного дома «Родина»). Когда его поймали осенью 2015 года, то он рассказал следователям, что к совершению убийства его привлек знакомый Руслан Алиев, пообещав вознаграждение в размере 1500 долларов. Заказ на убийство поступил якобы от Арама Едигаряна — дяди убитого, который выступил, таким образом, в роли организатора преступления (опять же, по версии следствия).

Досудебное соглашение о сотрудничестве со следствием позволило Байрамбекову избежать пожизненного заключения. За убийство шестерых человек (!) суд назначил ему наказание в виде 13 лет 2 месяцев колонии строгого режима. Не исключено, что относительно мягким приговором он обязан Араму Едигаряну и Руслану Алиеву, которых назвал в числе организатора и пособника соответственно, а его показания легли в основу обвинения. По сути, Байрамбеков мог сочинить любую небылицу, спасая себя от реальной перспективы больше никогда в жизни не оказаться на свободе, назвать любые фамилии и подписать любые документы под гарантию, что ему скостят срок.

Мы не беремся утверждать, что так и произошло, однако такие выводы напрашиваются. Об этом говорят нестыковки в уголовном деле и слабая доказательная база причастности к убийству Арама Едигаряна и Руслана Алиева. По сути, все обвинение построено только на словах Байрамбекова. То есть следователи поверили на слово человеку, который совершал убийства по канонам жертвоприношения, и на основании его заявлений готовы отправить за решетку двух посторонних людей.



Надежда на правосудие

Уголовное дело в отношении Арама Едигаряна и Руслана Алиева рассматривается сейчас в Свердловском областном суде с участием коллегии присяжных. Желание, чтобы вердикт о виновности/невиновности выносили незаинтересованные в обвинительном приговоре лица, было волей самих подсудимых, которые посчитали, что только беспристрастная сторона может досконально разобраться в вопросе.

Надежда на правосудие рухнула после первых заседаний, когда присяжных фактически отстранили от процесса, не давая им возможности ознакомиться с доказательствами по делу, заявленными адвокатами. Председательствующий судья «отфильтровывал» их так, чтобы у присяжных формировалось мнение о виновности Едигаряна и Алиева (субъективное мнение корреспондента veved.ru). Порядка 90 % времени заседаний присяжные находятся в совещательной комнате, будучи отстраненными от изучения обстоятельств, свидетельствующих о спорности предъявленных обвинений.
Так, по версии следствия, мотивом убийства послужила предпринимательская деятельность Ашота Григоряна, которая мешала его родственнику, также бизнесмену Араму Едигаряну, занять доминирующее положение на рынке пассажирских перевозок. Данное объяснение не выдерживает никакой критики, так как Григорян и Едигарян не являлись конкурентами по бизнесу.

Во-первых, у Ашота были автобусы на маршруте 018, а у Арама 011, которые никоим образом не пересекались, то есть мотив для убийства отсутствовал. Во-вторых, ликвидация Ашота ровным счетом ничего не решала, так как после его гибели в управление бизнесом вступил старший брат Арсен Григорян, которому маршрутки принадлежали юридически и до дня смерти. В-третьих, Ашоту-Арсену принадлежало не более 10 автобусов, тогда как всего на тот момент на маршрутных линиях в уральской столице было задействовано около 1500 транспортных средств, и, чтобы занять доминирующее положение, требовалось устранить несколько десятков бизнесменов, устроив настоящую кровавую бойню.



Бред и абсурд

Следующий момент касается орудия убийства — автомата Калашникова. По версии следствия, его передал Байрамбекову знакомый — некто Даудов, проживающий в одном из домов на Сортировке (при этом Байрамбеков не смог назвать ни номер дома, ни номер квартиры). Что характерно и весьма бредово — Даудов передал автомат бесплатно, не потребовав за это вознаграждения, а затем Байрамбеков вернул его обратно, и у владельца огнестрельного оружия не возникло вопросов, для чего понадобился автомат и в каких целях он использовался.

Сам Даудов отрицает факт передачи оружия, объясняя это хотя бы тем, что на момент совершения убийства Григоряна не мог выехать за пределы Республики Дагестан в связи с приговором суда. Возникает опять же вопрос: а не является ли это очередным подтверждением той версии, что Байрамбеков мог оговорить себя, Алиева и Едигаряна? Об этом говорит и такое абсурдное заявление, что Алиев высадил Байрамбекова на Папанина, 20, а забрал уже около кафе «Витязь» (Челюскинцев, 1). То есть Байрамбеков пешком прогулялся 5–10 минут по центру Екатеринбурга с огнестрельным оружием — автоматом Калашникова с глушителем, который не спрятать под одежду. Крайне отчаянно, не правда ли?

Нелогичным выглядит и обвинение в подстрекательстве и пособничестве в убийстве Григоряна, которое инкриминируется Руслану Алиеву. По версии следствия, за свою «работу», как и Байрамбеков, он получил от Едигаряна 1500 долларов. Между тем Алиев на тот момент являлся весьма обеспеченным человеком — владельцем нескольких автостоянок, АЗС, торговых павильонов, дорогостоящих автомобилей, а на момент вменяемого преступления имеет алиби — 26 февраля 2013 года он находился в Дагестане, оказывая помощь в госпитализации своего тяжелобольного отца. Алиби подтверждается свидетельскими показаниями и различными документами из государственных организаций, но суд и следствие по каким-то причинам не принимают их во внимание.



«Это не правосудие!»

Донести до коллегии присяжных заседателей вышеозначенную точку зрения адвокатам подсудимых удалось не в полной мере: судья, по мнению корреспондента, который был слушателем на процессе, блокировал любые попытки защиты оглашать показания или доказательства, свидетельствующие о невиновности Алиева и Едигаряна, в присутствии присяжных. Так, суд не удовлетворил ходатайство огласить показания жены убитого, Натальи Григорян, которая не смогла посетить заседание ввиду того, что проживает в Армении (хотя по закону суд должен был огласить показания по просьбе самой Натальи Григорян, и сделать это, не спрашивая мнения гособвинения). Как она заявляла следователю, «никогда ни от кого я угроз в адрес своего мужа не слышала, я никого не знаю, кто ему мог желать смерти». Казалось бы, что в этом такого? Но судья был категоричен и дал разрешение огласить только пару строчек из ее показаний, которые не укладываются в общую канву обвинения. И так — по большинству неудобных для следствия, суда и государственного обвинения аспектов дела.

Характеризует данный процесс и весьма тоталитарная позиция председательствующего судьи, которому адвокаты заявляли отвод, а в ответ получали замечание за неуважение к суду. Вот, например, одно из заявлений защитников.

«Перейдем к вопросу о вашей личной заинтересованности. Она заключается в том, ваша честь, что если коллегия присяжных вынесет оправдательный вердикт, то мы поставим вопрос о вашем соответствии занимаемой должности перед квалификационной комиссией и перед президентом Путиным, потому что он подписывает приказы о вашем назначении, и, возможно, поставим вопрос об уголовной ответственности судей, которые незаконно продлевали меру пресечения. Вы в постановлении о продлении написали «рассмотрев материалы уголовного дела», и вы, соответственно, прекрасно понимаете, чем грозит оправдательный приговор. В этом, я считаю, прослеживается ваша иная личная заинтересованность по данному делу, именно поэтому вы принимаете все меры, чтобы присяжные не приняли вердикт в виде оправдания. У нас убийца волшебный, он не помнит ничего из того, что совершил, и на основании его показаний должны вершить правосудие? Вы запрещаете нам защищаться законными способами!» — заявил один из адвокатов, за что тут же получил замечание.

Его поддержал другой адвокат, Георгий Абшилава, речь которого была яркой и эмоциональной.

«Я присоединяюсь к заявлению об отводе. Я подпишусь под каждый вздох, под каждое слово своего коллеги. Вы нас давите, ущемляете наши права, лишаете нас возможности провести состязательный процесс, когда соблюдаются права сторон. Вы не судья в этом вопросе, вы — техническое лицо, суд — это присяжные заседатели, мы им доверяем. Я не хочу вас обижать, но вы как председательствующий делаете все против того, чтобы положение сторон было хотя бы минимально похожим на паритетное, на равное хотя бы в кавычках, с натягом. Как же мы донесем до судей (присяжных. — Прим.), если вы стоите горой и грудью, не даете доказательства нам предоставить, чтобы они сделали выводы? То есть вы сделали все, чтобы до присяжных все дошло в обвинительном ключе, только то, что хочет гособвинитель. Не понимаю, в чем же насмешка, когда вы с серьезным лицом делаете вид, что соблюдаете букву закона. С честью и с сожалением говорю вам лично в глаза: примите, пожалуйста, отвод, уйдите от незаконного решения, уйдите, так будет красиво».

Председательствующему судье заявление Абшилавы показалось, опять же, обидным, и он сделал замечание защитнику.

Ожидается, что свой вердикт присяжные заседатели вынесут уже завтра, 27 марта. Им предстоит принять действительно непростое решение, ответив на вопрос, виновны ли Алиев и Едигарян в убийстве. Даже сам гособвинитель Георгий Паникаров обронил фразу, что преступление совершено в условиях неочевидности, вероятно осознавая, что из доказательств следствия только показания осужденного Байрамбекова. «Это не правосудие!» — отмечает один из защитников. Действительно, сложно назвать правосудием процесс, на котором адвокатов и подсудимых лишают возможности защищаться. Учитывая, что процесс является «обучающим» для районных судей, можно представить, как институт присяжных себя дискредитирует спустя пару месяцев после вынесения первых вердиктов.

Поддержать редакцию